Службу я проходил в Восточной Германии, называвшейся в те далекие времена «социализма с человеческим лицом» Германской Демакратической Республикой. Наша часть располагалась в глухом лесу, поэтому я не уверен насчет дислокации: на деревьях ведь на написана их национальная принадлежность. С тем же успехом я мог служить и на родине.

Впрочем, конечно, лукавлю. Три обстоятельства ясно говорили, что я за границей. Во-первых, солдатское жалованье, выдаваемое в валюте (около 9 марок). Во-вторых, в магазинчиках, расположенных на территории гарнизона, было множество продуктов, завернутых в блестящие иностранные обертки. В-третьих, полуэротические телевизионные передачи на гавкающем немецком языке, которые служивый рядовой и сержансткий состав, невзирая на строжайший запрет офицеров, смотрел с неподдельным интересом в «ленинских комнатах» после отбоя.

Служил я в артиллерейском гвардейском (что немаловажно) полку. В должности наводчика очень большой пушки (гаубицы) Д-20, которая, как доверительно поведал нам командир батареи, была способна стрелять снарядами с ядерными боеголовками. По тому, каким выразительным взглядом сопровождалась эта информация, мне показалось, что и сам комбат не вполне свыкся с ней. Тем не менее это известие наполнило весь личный состав чувством собственной значительности: «Мы — сила. С нами не шути, а то можем бабахнуть ядерным взрывом».

Вспоминается излет моей армейской карьеры. Месяц май. Весна в самом разгаре. Я мечтал о доме, девушках, свободе. Через месяц, самое большое через два армейский грузовик вывезет мою уже полугражданскую личность за ворота части и повезет в сторону аэропорта. Там «Ту-134» подхватит меня под свое крыло и понесет на родную землю, к родным и друзьям.

От таких мыслей я пьянел без вина. Больше нигде и никогда не радовался я так текучести времени, как в эту преддембельскую пору. Каждый день, каждый час улыбались мне, прежде чем сгинуть навеки в прошлом. Демобилизация ярким солнец слепила и согревала меня.

Да, я был дембель. На плечах моих красовались черные погоны рядового солдата и единственной моей заботой было сохранение девственной чистоты своих «эполет» от желтой лычки ефрейтора. Ибо ефрейтор — самое презираемое и потому самое несчастное существо в армии. Не солдат, не сержант, а какой-то армейский гемафродит.

Среди солдат ефрейтора презирали как карьериста, добившегося повышения, по всей видимости, стукачеством. Среди сержантов ефрейтор занимал примерно такое же жалкое унизительное положение, какое обычно занимает прапорщик в кругу офицеров. Не случайно, многие рядовые, получившие накануне своего увольнения такое сомнительное поощрение, немедленно спарывали несчастную лычку со своих погон, как только оказывались за пределами воинской части.

Итак, мечтами я уносился так далеко, как снаряд от пушки-гаубицы. Но армия не спешила отпускать меня. Регулярными нарядами по караульной службе она то и дело беспардонно напоминала о себе.