Краткое содержание предыдущих серий. Вашего покорного слугу схватили за задницу во время несения караульной службы (черт, как раз перед дембелем). Курил и сидел на охраняемом складе боеприпасов. Комдив назначил 10 суток «губы». Был месяц май.

В казарме было непривычно тихо. Как в школе вечером после уроков. Только дневальный истуканом стоял на тумбочке (дежурил). Одни были в нарядах, другие на учениях, третьи на сельхозработах.

По старой привычке, выработанной  у всех солдат и сержантов, я прошел мимо дневального почти вплотную прижимаясь к противоположной стене, чтобы не оставлять в центре следов на отливающем жирной мастикой черном полу казармы. Завернул в кубрик восьмой батареи, подошел к своей тумбочке и сложил в мешок вещи, которые солдат всегда должен иметь под рукой: мыло, зубную пасту, сапожную щетку, гуталин, подшиву для воротничков. Нитки трех цветов (белые, черные, зеленые) были обмотаны вокруг иголок, приколотых к внутренней стороне пилотки.

Тяжелый армейский грузовик «Урал», воняя голубой соляркой, подошел задним ходом к крыльцу казармы. Чтобы отвезти меня, эх-хе-хе, к месту наказания. 

В кузове оказался еще один осужденный — рядовой Мамедов из соседнего дивизиона. Узбек по национальности, «черпак» по сроку службы (прослужил год). Мамедов посмотрел на меня с недоумением и растерянностью, как пойманный в капкан зверь. Потом оживился, все-таки вместе не так страшно ехать в армейскую тюрьму.

— А ты как здесь оказался? — спросил я тоже несколько приободрившись.

Прежде чем ответить, Мамедов выругался с характерным певучим акцентом советских среднеазиатских республик. После такой высокопарной преамбулы он с гордостью взглянул на меня, как человек, виртуозно владеющий тонкостями ненормативного русского языка. Я поощрительно кивнул, давая понять, что Мамедов, раз умеет так ругаться, заслуживает уважения.

— Неуставные взаимоотношения, — с гордой небрежностью объяснил он и опять значительно на меня посмотрел.

— Духа избил? - догадывался я («духами» называют молодых солдат, не прослуживших и шести месяцев).

— Нет, — не без самодовольного высокомерия коротко ответил узбек, тщеславно провоцируя следующие вопросы о своем деле.

— Тебя избили? — наигранно удивился я, — и вдобавок еще наказали? Что-то не похоже.

Мамедов самодовольно усмехнулся, сплюнул за борт «Урала» и после глубокомысленной паузы наконец соизволил сказать:

— Дрался с комбатом.

Теперь я искренно удивился.

— Ого, — я уважительно присвистнул, — что не поделил солдат с офицером?

Мамедов опять сплюнул и уже без былой спеси доверительно сказал:

— Надоели наряды на кухню. Хочу в караул, с автоматом. Эта роба столовая (рабочая одежда) вонючая..., — далее следовала длинная тирада о бренности земного существования, хорошо сдобренная русскими крепкими словами, употребляемыми преимущественно в адрес родных и близких комбата и начальника столовой.