— Не слышу. В какой батарее служишь. В каком дивизионе? — наседал майор.

— Караульному запрещается всупать в сношения с посторонними, — ответил я, не выплевывая прилипшей к губам сигареты.

Такой наглости майор не ожидал. Мне полагалось испугаться, молить о сохранении в тайне тяжкого нарушения устава караульной службы, а не щеголять знанием этого самого устава. Майор покрылся багровыми пятнами.

Я переместил автомат со спины на грудь. В сущности, незнакомая личность подошла вплотную к моему посту и я мог после предупредительного выстрела вверх открыть огонь на поражение. С караульным шутки смертельно опасны.

— Ну погоди, братец. Будет тебе устав караульной службы, — прошипел майор и повернувшись спиной, почти бегом направился в сторону казарм.

«Ефрейтором тебе теперь точно не быть», — с грустью подумал я, провожая взглядам удалявшуюся фигуру подпрыгивающего от нетерпения офицера.

Отчаяние огромной волной накрыло меня с головой. Я почувствовал себя совершенно одиноким и беззащитным. У меня могут сейчас отнять свободу. Я совершил проступок, а наказание мне неизвестно. Сидение и курение на посту склада боеприпасов — серьезное нарушение воинской дисциплины, которое вправе рассматривать военный трибунал. И тогда прощай, дембель. Прощай мама и папа, прощай, университет.

Отныне судьба моя целиком в чужих руках. Я с тоской вглядывался в даль, ожидая невеселых известий. Наконец, они пожаловали в виде внеочередной смены караула, возглавляемой коренастой, похожей на гриб-боровик, фигурой командира дивизиона.

Все правильно. Снять меня с поста могли только избранные командиры, и комдив был в их числе. Увы, такое внимание к моей персоне нисколько не льстило  моему самолюбию (какое льстило, пугало). Тем не менее, я крикнул для порядка:

— Стой, кто идет?

— Гауптвахта к тебе идет, сукин сын, — совсем не по уставу ответил комдив.

Я вздохнул с облегчением. Гауптвахта — не трибунал.

-  Рядовой N-в! За злостное нарушение воинской дисциплины во время несения караульной службы объявляю вам десять суток ареста на гарнизонной гауптвахте. Сдайте оружие сержанту Исмагилову.

Я снял с себя автомат, штык-нож, запасной магазин с патронами и отдал все это добро буряту Исмагилову. Тот с печальным осуждением посмотрел на меня своими узкими глазами. А я радовался, что легко отделался. Десять суток хотя и максимальное наказание, которое мог наложить комдив своей властью, но что это по сравнению с любым приговором трибунала, где отсчет начинается с 6 месяцев и к тому же не идет в зачет в двухгодичного срока службы.